"Что должен понимать и знать о политике лидер корпорации, чтобы снизить политические риски?"
О.И.Генисаретский Рады вас видеть на очередном заседании нашего Клуба. Сегодня у нас в гостях Александр Пятигорский, который здесь уже бывал неоднократно, и особо длинно представлять его не надо – это просто имя собственное, или говоря на вашем языке бренд. И также Александр Привалов – научный редактор журнала «Эксперт», которого вы тоже, я уверен, достаточно хорошо знаете. Тема нашей встречи звучит весьма обнадеживающе витиевато: "Что должен понимать и знать о политике лидер корпорации, чтобы снизить политические риски?" Вообще тема рисков она такая первородная для предпринимательского бизнеса, и его рисковая природа ни для кого не была тайной. Но одно дело, риск с надеждой на успех, в скобках на прибыль, который не исключает ни разорение, ни достижение риска, это одна сторона риска, а другое дело – та настороженно пугливая интонация, которая сейчас звучит в интонации политические риски. Это что-то такое полуподковерное, всегда из-за спины появляющееся, по поводу чего, оказывается, нужно еще что-то понимать и знать. И еще 1 поворот в этой теме отличает от того, чем мы занимались раньше, то такое нежное слово как ответственность, будь она социальная, экологическая и всякая другая, и это слово очень часто употреблялось на заседаниях нашего клуба и вокруг, здесь тоже от него некий отворот-поворот происходит, потому что риск – это заведомо нечто безответственное в смысле той ответственности, о которой мы обычно говорили. На то он и риск, что из него бог знает что вывернется, и какая морда появится вместо лица.
Это я так, в порядке, чтобы занять время открывающего. Потом, может быть, мне удастся в этом * собрании также нечто сказать. Олег Борисович, я, наверное, вам передам слово сначала как затейнику этого собрания.
О.Б.Алексеев. Да, но не буду скрывать, что тема нашего сегодняшнего клуба связана с выходом книги «Размышляя о политике», которую мы можете или уже имели возможность приобрести и ознакомиться с ней, если, конечно, это будет интересно. А как сейчас любят говорить многие, эти темы растут из той байки, которую мне рассказал Александр Моисеевич. Даже не знаю, имеет ли здесь смысл раскрывать тайны об имени собеседника Александра Моисеевича в Лондоне, который после известных событий в России и вынужденного переезда в Лондон пришел к Александру Моисеевичу. Буду так, упрощая. И попросил Александра Моисеевича немного ему рассказать что-нибудь о политике и о политической философии, поскольку понял, что некоторые его неуспехи были связаны с тем, что он не очень хорошо понимал то дело, которым активно занимался в течение многих лет.
Я не буду настаивать, что все было именно так, но, во всяком случае, эту байку я рассказываю именно этим образом. Отчего я сделал простодушный вывод о том, что если вообще что-то про это понимать до того, во время того или после того, по назначению употреблять слова, понимать, какие эти слова вызывают волны в обществе или в тех кругах, которым они предназначены, рефлектировать собственное мышление в короткие промежутки между политическим действием, понимать то, какую ответственность реально, и в чем состоит главное занятие лидеров корпорации, которая между этой бизнес корпорацией и политическим миром находится на стыке и осуществляет определенную коммуникацию или переработку того, что происходит в политической сфере и исходит от политических лидеров во внутрикорпоративном контексте.
У меня как-то была беседа с Глебом Павловским, который мне задал вопрос: «Скажи, пожалуйста, а у вас послание президента кто-нибудь читает в компании?» Я так сильно удивился. Хотя сам к нему пришел с вопросом о том, а как ты думаешь, можно ли здесь кое-что подправить в нашей жизни и сделать нашу деятельность с репутационной точки зрения, с той точки зрения, в которой она представлена в органах государственной власти, у лиц, принимающих решения, более такой соответствующий действительности. Полагаю, что действительность, в которой мы находимся, она такая, если не пушистая и белая, то, во всяком случае, в ней есть какой-то смысл, какие-то цели общественно-значимые и какая-то общественная польза. Вот он мне ответил на мой запрос вторым вопросом, как это принято в некоторых сообществах, и я оказался очень сильно стушеванным, поскольку даже в голову никому не придет, согласитесь, представители бизнеса, сидящие в этой аудитории, серьезно читать послание президента и думать, что это послание направлено не государственным чиновникам и всяким, а в том числе всем людям, которые, так или иначе, сталкиваются с политикой, с политической деятельностью, и должны реагировать на те или иные сигналы.
Следовательно, думаю я, сигналы все даются, а мы что-то их не воспринимаем, не дорабатываем. Наверное, есть какие-то дефекты. Если сигналы посылаются, и человек их не способен получать, идентифицировать и как-то перерабатывать, значит, у него что-то в сознании, в мышлении его так организовано, что для этих сигналов там нет просто места. Он думает, что занимается одним, в то время как на самом деле делает совсем другую работу, в которой не очень сильно разбирается. Может быть, наши размышления на эту тему, при всем при том, что менеджер или управленец, или предприниматель, конечно же, не политический деятель. Может им стать, но это не наше предназначение. Но какое-то представление о том, как взаимодействовать с политическим миром, у представителей бизнеса должно быть, и оно не должно сводиться с тем подчас скучным и грубым вопросам, которые заключены в замечательной иноязычной формулировке GR, government relations. Конечно же, это не government relations, как это мы понимаем в сегодняшней нашей российской практике, а нечто иное.
Возможно, об этом, а может быть, и о чем-то другом сегодня скажет и Александр Николаевич, и Александр Моисеевич. Они Александры – победители. И то, что они скажут, будет нацелено…
А.М.Пятигорский. Не победители, а предводители.
А.Н.Привалов. Защитники народа.
О.Б.Алексеев. Защитники и предводители. Замечательно, мужи, будете нашими предводителями в этом тонком и для нас подчас мутном мире политики и бизнеса и их взаимодействия. Вот все, что я хотел сказать, рассказав короткую историю о том, откуда появилась эта тема, и почему так долго, лет, наверное, 5 я ее в себе вот так держал, никому не рассказывал и дождался, наконец-то, того момента, когда… Того удобного случая, когда 2 таких замечательных наших гостя смогут ответить на тот вопрос, на который я эти долгие годы ответить себе окончательно не смог…
А.М.Пятигорский. Или не смогут, это тоже всегда ответ…
О.Б.Алексеев. И, может быть, тогда это меня как-то успокоит, смирит с миром…
Начнем с Александра Николаевича, да, Олег Игоревич?
О.И.Генисаретский. Да, обязательно…
А.Н.Привалов. Прежде всего позвольте поблагодарить организаторов этого замечательного собрания за эту высокую честь выступать в таком тандеме. Честь, разумеется, мной справедливо осознаваемая как незаслуженная. Но не буду тратить время на то, чтобы рассказать, каким польщенным я себя чувствую. Вообще, постараюсь времени особенно не тратить, постараюсь быть чрезвычайно кратким для того, чтобы аудитория скорее услышала Александра Моисеевича.
А.М.Пятигорский. Ни в коем случае. Я постараюсь быть еще более кратким.
А.Н.Привалов. Отлично, значит, тандем сработается.
А.Н.Привалов. Я бы хотел только указать, что краткость, которая достоинство, на мой взгляд, всякой речи, она имеет некое побочное свойство, которое я просил бы иметь где-то в подсознании, пока я буду излагать свои немногие пункты. Краткость неизбежно способствует радикализации речи. Говоря о каком-нибудь сложно явлении коротко, ты непременно либо слишком, по сравнению с объективной картиной, преувеличишь его положительные качества, либо отрицательные, просто потому что ты не успеешь рассказать и про то, и про другое.
Если я говорю, что в лесу Измайловском появился огнедышащий дракон, и этим ограничиваюсь, то сообщение получается очень тревожное. Если у меня будет время добавить, что он вегетарианец, что его помет является чудесным удобрением, то как-то картина немножко изменится. Если я скажу только, дракон в Сокольниках или в Измайлово, то будет не очень приятно. Так что простите, будет радикально то, что я буду говорить, исключительно по краткости. Почти все, что я буду говорить, можно разбавить. Не обязательно даже слюнями, просто можно разбавить другой фактурой по отношению к тому, что я буду употреблять.
Что касается вопроса, который сегодня нам предстоит обсуждать. Что должен понимать и знать о политике лидер корпорации, чтобы снизить политические риски? Перед тем, как сюда ехать, я вспомнил, что я все-таки отчасти и журналист, решил спросить, что люди думают. А поскольку люди были свои в редакционном коридоре, я их и спросил. В основном, говорили не очень афористические вещи. 1 человек, умный человек ответил замечательно. «Что должен знать предприниматель о политике?» - «Фамилию губернатора». Помолчал и добавил: «Желательно с мобильным телефоном». В сущности, я мог бы этим ограничиться, но давайте я немножко поподробнее расскажу.
Я не сомневаюсь, что поскольку аудитория в значительной степени состоит из бизнесменов, то многое, если не все из того, о чем я сегодня буду говорить, вы знаете лучше меня, но пусть вы дополните свои знания взглядом со стороны, отчасти со стороны. Вопрос мной уже процитированный, что должен знать и понимать в политике предприниматель, легко подразделяется… Находясь на уровне ботаники, не поднимаясь до обобщений, которые я охотно оставляю содокладчику. На уровне ботаники вопрос быстренько дробится на 2: что должен знать и понимать предприниматель об экономической политике государства, в котором он функционирует, и что он должен знать о политике политической. Просто для того, чтобы остаться в едином русле обсуждения, я про экономическую политику вообще говорить не стану, это совсем отдельная песня. Про нее можно говорить, если угодно, но это другое.
Будем говорить о политике политической, это достаточно широкое дело. И тут очень важное слово в заголовке, собственно, от него и отталкиваюсь, «должен». Не что может знать. Да что хочешь, он может знать. Он любопытный человек, ему многое хочется знать, да и дай ему бог здоровья. А что он должен знать, без чего он пропадет? Я попытаюсь сформулировать несколько must know, которые, на мой взгляд, существуют в сегодняшней России.
Во-первых, надо обратить внимание на то, это первое must know, на мой взгляд, что политики в идеальном смысле слова, точнее говоря, в том смысле слова, которое люди постарше впитали в момент перестройки, а люди помладше уже унаследовали, совсем уже в него не вдумываясь, как нечто такое хрустально-красиво устроенное, где кто-то представляет чьи-то интересы, где происходит согласование, то-се, пятое-восьмое, вот этой политики, такой изящной и учебнико-красивой в современной России нет. Совсем нет. Не то чтобы она плохая, она искаженная, она недостаточно демократичная, недостаточно еще какая-нибудь, ее просто нет.
Простой пример. На прошлой, что ли, неделе состоялась встреча президента, господина Медведева с избранными людьми от бизнеса. Беседа была об экономическом состоянии России, о том, что происходит, что надо делать и т.д. Все до одного… Я не буду говорить о том, что думал или знал, или понимал Медведев, я не знаю, но все участники со стороны бизнеса знали, понимали и ни малейшего сомнения не имели в том, что в России уже не первый день и даже не первый месяц развивается экономический кризис. Для человека из бизнеса, что я вам рассказываю, это очевидно. Обратите внимание, ни 1 из участников встречи слово «кризис» не произнес ни в каком падеже, ни даже в конструкции «нам-то кризис не грозит». Даже такого слова не было. Согласитесь, что с какими бы то ни было идеальными представлениями о политике, такая встреча никак не стыкуется.
О представительстве интересов надо забывать: никто ваши интересы представлять не берется и в ближайшей обозримой перспективе не возьмется. Этого просто нет. В этом смысле чрезвычайно характерно то, что происходит в такой узкой области политики как парт. строительство. Те немногие поврежденные, кому это вообще интересно, наверное, знают, что в последние дни наблюдается очередная 117, 317, я уж не слежу, попытка так называемых демократических политических сил объединиться. Если исходить из того, что мы ждем, что кто-нибудь начнет, наконец, представлять наши интересы, мы должны туда внимательно смотреть. Потому что, казалось бы, по всем учебникам, вот оно и возникает то, что будет представлять и т.д.
Но я не знаю, чем кончится эта история, скорее всего, тем же, чем все остальные. Допустим, даже им удастся объединиться, но поскольку я твердо знаю, что если не все, то, по-моему, все, большинство участников этого гипотетического объединения в августовские дни выступили в поддержку Саакашвили, я вам твердо говорю, что никакого политического будущего ни в идеальном смысле, ни в реальном смысле у этого объединения все равно нет. Это объединение будет, даже если оно будет, оно не будет существовать в реальной политике. Это просто пример.
Вашими, нашими интересами никто не озабочен, во имя их защиты никто объединяться не собирается, пока. Это, на мой взгляд, первое must know.
Второе must know. В нынешней России наблюдается безусловный, никем неоспариваемый примат идеи государственничества. Предполагается, что государственничество как, даже не знаю, да не идеология, наверное, не знаю, какое точно слово найти, как образ мысли, образ жизни, образ дыхания, что это настолько важнее всего остального, что про все остальное как-то говорить не очень интересно. Поэтому, возвращаясь к представительству интересов, представительством интересов людей, которые не служат государству, не озабочен вообще никто. Эти люди для современного состоянии политической жизни в России как бы не существуют.
Самые разные категории служивых товарищей, будь то органы *, будь то органы внутренних дел, будь то погранцы, будь то таможенники, будь то, и т.д. и т.д., они имеют свои интересы, которые таким или иным образом представляются в ходе событий. Люди, которых государство считает необходимым числить своими, так называемые бюджетники, их интересы рассматриваются, так или иначе представляются и учитываются. Интересы тех, кто не служит напрямую государству, и которых государство не считает себя обязанным опекать, что есть, что нет. Их не видно в современной политике. Все, что про них известно, про нас известно, про бизнес, например, все, что известно про бизнес, это то, что он в своей деятельности должен соблюдать государственные интересы. Ничего про него больше неизвестно и не считается, что должно быть известно. Это не просто terra incognita, а terra, которую и изучать не следует.
Они должны соблюдать государственный интерес. Что это такое? Несколько лет назад, когда я уже не был младенцем, но все еще был кристально-наивным, я даже написал такой текст, что, что вы мне все время плетете про гос. интреес, про какое-то мистическое озарение, которое вас постигло, и вы поняли, что такое гос. интерес, когда я твердо знаю, что такое гос. интерес. Государственный интерес всякого государства – это все то и только то, что написано в его законах. Если государство что-то считает своим интересом, оно принимает закон, где черным по белому написано. Если такого закона нет, не рассказывайте мне, нет такого интереса. Не рассказывайте мне, что вы, озаренные, вы знаете, а я, не озаренный, не знаю. Не может быть.
За несколько прошедших лет меня логически никто не переубедил, но по факту стало понятно, что я неправ. Какие, к чертовой матери, законы? Законы, конечно, тоже. Законы, понятно, но не в них дело. Потому что важна же не только буква закона, которой ты, наивный балбес, все время апеллируешь, важен-то еще дух закона. Написано, что налоги надо платить так-то и так-то. По букве написано так-то и так-то. Но ты же должен понимать, какой там дух. Закона такого нет, что сами по себе слова «налоговая оптимизация» равняются словам «государственная измена». По букве такого… Но по духу-то, и ты же должен это понимать. Мы-то поминаем, потому что мы государственники, а ты должен понимать, иначе тебя вообще здесь не будет просто, тебя нет.
Что тут печально? Ничего тут особенно невиданного нет, люди образованные под любую фразу, которую я успел сказать, и под любую фразу, которую я еще успею сказать, найдут десятки аналогий в истории разных времен и народов. Что тут неприятно, чрезвычайно неприятно? Чрезвычайно неприятно то, что «право» – в кавычках говорю, потому что оно неписанное право – «право» определять конкретику священного понятия государственный интерес невозможно удержать на верхнем уровне управления. Нет такой механики, чтобы верхний уровень управления имел право рассказывать, в чем дух закона, в чем государственный интерес, а вот уже следующий нет. Чтобы генералу было можно, а полковнику нельзя. Это невозможно.
Поэтому так интересно сказалось на нашей экономической теории и практике, и истории знаменитое дело «ЮКОСа». Потому что, никто это особенно и не скрывал, но, по крайней мере, в первые месяцы пытались скрыть, а потом уже никто не скрывал, потом вполне высокие чины вслух говорили, что это показательный политический процесс, дело «ЮКОСа». Говорили вполне откровенно. И он преподавал урок, который все поняли сразу, навсегда поняли. Даже никому не приходит в голову в ответе на поставленный сегодня вопрос сказать, что главное, что бизнесмен должен знать, что политика не его дело. Это все настолько усвоили, что про это даже не говорят. Этот урок был усвоен, это получилось.
Но беда заключилась в том, что многие полковники, подполковники, майоры, капитаны и дальше вплоть до ефрейтора сочли, что они тоже могут рассказывать товарищам соответствующего калибра, соответствующего их погонам калибра, тоже рассказывать, в какой степени плохо эти товарищи понимают государственные интересы и как мало они чувствуют дух действующего законодательства. Это и повлекло ту серию последствий, которую мы все наблюдали за последние 5 лет.
Третье must know, на мой взгляд. Я, наверное, поздно, но все-таки оговорюсь, я не в каждую фразу вставляю «по-моему», потому что «по-моему» стоит эпиграф над всем, что я скажу. Третье, по-моему, must know. Бизнесмен все-таки должен знать, какой в России строй. Не то чтобы, оттого, что он знает, у него лучше была бы EBITDA, прошу прощения, но как-то полезно все-таки понимать, где ты находишься.
Существуют разные версии того, какой именно строй у нас в современной Российской Федерации. Я назову 3. Их, конечно, больше. Действующая версия правительственных идеологов заключается в том, что у нас так называемая суверенная демократия. Мужчина по фамилии, если я не ошибаюсь, Черкасов… Черкесов, мужчина Черкесов. Я не из неуважения, просто я волнуюсь перед такой аудиторией, и оговорился. Мужчина Черкесов в опубликованном с год примерно назад открытом письме всем народам мира сообщил, что у нас чекизм. Мне больше нравится, я употребляю этот термин для собственных описаний, в собственных разговорах, мне больше нравится чиновничий капитализм. Чекизм тоже подходит. Это тоже правдоподобно. Тоже отчасти отвечает наблюдаемой реальности, но, на мой взгляд, он сильно преувеличивает значение именно чекистов в действующем сегодня строе.
Разумеется, у нас правят 2 Ч. Разумеется, у нас правят чекисты и чиновники, но не надо слишком преувеличивать вес первого Ч, это ошибка. Поэтому слово чекизм, на мой взгляд, недопустимое упрощение, хотя генерала Черкесова я понимаю, всякому хочется видеть свою роль больше, а роль оппонентов меньше, но мы не должны идти у него на поводу.
Почему я настаиваю на термине чиновничий капитализм, а не на гораздо более широко распространенном и много раз в истории встречавшемся словосочетании государственный капитализм? Именно потому, нашим капитализмом рулит не государство, а рулят им отдельные чиновники. Чрезвычайно характерный пример, который иллюстрирует это простое, на мой взгляд, соображение, мы наблюдаем сегодня в дни охватившего наш маленьких глобус финансового кризиса. Обратите внимание на довольно жесткий параллелизм того, что делает американское правительство и русское правительство. И те, и другие, совершенно забыв про последние остатки представления о либерализме, мегатоннами валят наличность в экономику. Что те, что эти.
Американское правительство просто в духе комиссара Дыбенко национализирует огромные корпорации без какого бы то ни было возмещения акционерам. Национализированы «Фанни и Фредди» пресловутые, национализировано «AIG», и список, по-видимому, не закрыт. Военный коммунизм в чистом виде. Что происходит у нас? Мы тоже валим деньги, мы вслух никого не национализируем, но очевидно же, что если мы предполагаем насытить ликвидностью банковский сектор через 3 гос. банка, то мы даем карт бланш гос. банкам на поглощение всего, чего они хотят, из этого самого банковского сектора. Сходство.
И тут же различия. Потому что американская власть, национализируя, повторяю, совершенно по-хамски… Если бы мы позволили себе что-нибудь подобное, нас бы заклевали. Абсолютно по-хамски национализируя огромные корпорации, оно их национализирует само. Это государство берет эти прокаженные активы. Наши то, что огосударствят в ходе этого погашения финансового кризиса, огосударствят на конкретных приближенных юр. лиц. Это и есть различие. Поэтому капитализм, извините, не государственный, а чиновничий.
Поэтому приобрело такое феноменальное распространение у нас абсолютно немыслимое порождение чьего-то воспаленного ума под названием гос. корпорации. Гос. корпорация, это как в Польше, не помню, кто-то из государственных деятелей назвал уродливым порождением * Версальского договора, так гос. корпорации являются уродливым порождением идеи государственничества. Потому что я надеюсь, здесь не надо объяснять той очаровательной детали, которую публика не желает видеть в упор, что гос. корпорации неподотчетны правительству. Они официально, по законам, которые учреждают, они неподотчетны правительству. Это некоммерческие организации, не отчитывающиеся перед правительством. Я считаю, что я доказал, что капитализм не государственный, а чиновничий.
Причем тут надо весьма серьезно подчеркнуть, потому что это важно. Не потому что я полагаю, что кто-то, услышав мои здешние речи, пойдет, на меня подаст в суд, хотя это тоже было бы неприятно. Но просто для ясности картины должен подчеркнуть, что то, что господа чиновники, руля отдельными гос. ли корпорациями, просто ли гос. компаниями, в общем, каким-то образом, руля в рамках чиновничьего капитализма, рулят не только в пользу казны, это только слухи и подозрения. Господа, этого никто никогда не доказал. Я совершенно серьезно, я не шучу. Этого никто никогда не доказал, и этого никто никогда не докажет, если, конечно, не будет революции, чего Жозеф де Местр в своем знаменитом «Двойном уроке» категорически воспретил нам желать.
Поэтому я не верю, что есть человек, который глядит на Елену Николаевну Батурину, нашу заслуженную миллиардершу, или на сынишку Валентины Ивановны Матвиенко, или еще на кого-нибудь в таком же духе и не подозревает. Я не верю, что такой человек есть. Подозревать можете, сколько хотите, ничего не доказано и не будет доказано. И для меня само наличие Елены Николаевны Батуриной, само наличие «Байкал финанс групп» все доказывает, но это для меня. Для суда, конечно, это не доказательство, и повторяю, их не будет.
А.М.Пятигорский. И суда не будет?
А.Н.Привалов. Ну почему? Суды постоянно есть. Стоит кому-нибудь в любом падеже, в любом наклонении намекнуть, не прямо сказать, намекнуть, что небывалые бизнес успехи Елены Николаевны Батуриной имеют какое-то отношение к Юрию Михайловичу Лужкову, какое-то, косвенное, наступает судебный процесс, в котором вякнувший такую наглость проигрывает. Суды будут, но они никогда не докажут того, о чем мы сейчас говорим. Никогда. Поэтому когда мне надо написать что-нибудь в этом духе, я использую такого рода конструкции, типа я абсолютно верю, что Елена Николаевна Батурина не имеет никакого по бизнесу отношения к Юрию Михайловичу Лужкову, но я не верю, что я не один. За такие фразы пока в суд не подают, но жизнь покажет, что будет дальше.
Что происходит сейчас на уровне наблюдаемом? Возрождается – странно, казалось бы, должен помирать – возрождается в качестве ведущего образа современности, образ так называемого крепкого хозяйственника, такого с рабочими усами, в кепке, у которого кроме прокуренных усов, у него ничего нет. Закон, конечно, он знает, про закон, управляет он по сметке любви к народу. Вот эта фигура, уж казалось бы, все, нету, опять есть. Самым неожиданным образом.
Буквально сегодня мне попалась на глаза новость из Магадана. Там президент Медведев встречался с представителями, в частности и бизнеса, с парт-хоз. активом, как говорили в предыдущую эпоху, и там шла речь, если я не ошибаюсь «Полюс золото». Если ошибаюсь, извините, я краем глаза видел новость, но, по-моему, «Полюс золото». И Дмитрий Анатольевич их так по-рабочему укорял, что вы серьезно относитесь, это вам не помощь на Черноземье, это серьезное дело – добыча золота. Знаете, на мировом рынке делается. А то, если хотите, лицензию отберем. Эта лексика, эта постановка вопроса, которая, скорее, относится к крепким хозяйственникам.
Хотя из регионов рассказывают, тут я сам себя опровергаю и говорю, что по краткости я не буду приводить опровержения, но просто к слову. Из регионов как раз рассказывают, что там начинают приходить к власти премьер-министры региональные, замы губернаторов, которые как раз не крепкие хозяйственники, которые совершенно современные люди, которые говорят об инфраструктуре бизнеса, которые знают слова и что-то пытаются в этом направлении делать. Видите, неоднозначная тенденция. Вот такой у нас замечательный строй.
Какое следствие для бизнеса? Следствие довольно простое – рейдерство как неотъемлемый элемент уже даже не делового, а просто климата. Как зима, так рейдерство. Что такое рейдерство в рамках того, о чем мы сейчас говорим? Это очень многогранное понятие. О нем можно говорить отдельно часами, широкая вещь. Но в рамках того, что мы сейчас обсуждаем, рейдерство следует трактовать как основной рычаг, основное средство созревания чиновничьего капитализма. Он через рейдерство созревает, он охватывает все большие сферы в действующей экономике.
Каковы следствия, я думаю, что не вам рассказывать, не в этой аудитории рассказывать. Следствие – эскапизм господ бизнесменов. Огромное количество народу рассказывает друг другу и даже таким посторонним людям, как я, рассказывают, что продать бы все и уехать к чертовой матери. Следствием является явное падение эффективности. Потому что бизнес, которым формально владеет титульный собственник, а неформально владеет губернатор, этот бизнес не может быть эффективным, потому что с одной стороны, он губернатором избавлен от конкуренции, а с другой стороны, он своими настоящими владельцами не рассматривается как свой. Он неэффективен, а таких бизнесов все больше.
И четвертое must know. Я понимаю, что я уже приближаюсь к своему dead line’у. Четвертое must know – самое главное, ради него все и говорилось. Так чего делать-то? Тут я позволю себе сузить задачу, которую я признаю своей. Я не буду говорить ничего о крупном бизнесе, тут сидят представители крупного бизнеса, которые сами мне легко расскажут, если захотят, что им надо знать в политических кругах, что они знают в политических кругах, чего не знаю я. Равным образом смешно говорить о совсем мелком бизнесе, потому что совсем маленькому зверьку рассказывать, как он должен устраивать свой микроландшафтик, смехотворно. Он этот микроландшафт знает лучше тебя. Он может слов не знать, он не знает, как называется что-нибудь дальше городового, но как там устраиваться, он знает, и нечего мне его учить. Разговор должен идти, на мой взгляд, о среднем бизнесе.